Ольга Богомолец: «Врач должен быть миротворцем и не допускать гражданской войны»
Что же это за государство, которое дает команду поднимать руку на врачей и раненых?
Медики – самые организованные участники акции протеста, которая идет в Украине уже два с половиной месяца. Так считает заслуженный врач Украины, основательница Института дерматологии и косметологии Ольга Богомолец, которая стала главным организатором медицинской помощи на Майдане с первых его дней. При ее непосредственном участии на Майдане появились медики, которые помогали простым гражданам, затем – волонтерские бригады, а теперь – больницы в «горячих точках» акции протеста, которые были организованы благодаря мощной финансовой поддержке неравнодушных людей. Сама Ольга Богомолец не только координирует медиков, но и ищет пропавших людей, пишет письма президенту, силовым структурам и европейским политикам и организовывает акции протестов студентов медицинских учреждений.
БОЛЬШАЯ ИДЕЯ поговорила с Ольгой Богомолец о «народном госпитале» Евромайдана, гражданской позиции медиков и общественной платформе «Украина 80+», которая поднимет проблему продолжительности жизни украинцев на новый уровень.
– Как и в 2004 году, вы взяли на себя роль организатора медпункта. Это было с самого начала Евромайдана?
– Это было вообще до начала каких-либо событий. Поскольку я имею частное медицинское учреждение, у меня есть возможность оперативно реагировать. С первого дня, когда студенты вышли под стелу, там были наши врачи и медсестры, которые оказывали помощь обычным гражданам. Когда вместе собирается больше, чем десять людей, зачастую возникают проблемы со здоровьем – гипертонические кризы, эпилептические припадки, сердечные приступы, циститы и так далее. Мы разместили один пункт под стелой, один – под Украинским домом. Медиков было много, они носили сумки быстрого реагирования и оказывали необходимую помощь гражданам.
Когда произошел силовой разгон и родился сам Майдан, пришло понимание, что есть потребность в абсолютно другой, более мощной медицинской силе. Тогда мы купили пять телефонных линий, сделали диспетчерскую службу, и первые сутки я со своими сотрудниками работала на этой службе. Через средства массовой информации мы заявили о потребности в волонтерах и врачах.
Когда на Майдан пришли политики, они выразили желание сформировать медицинский штаб, и тогда мы все им передали – диспетчерскую службу, телефонные линии и полученную информацию. Медицинский штаб в Доме профсоюзов стал опекаться членами политических партий Святославом Ханенко и Олегом Мусием. В разных точках Майдана были организованы стационарные пункты, оборудованные телефонами, где работают врачи и медсестры. Через систему информирования они обеспечиваются волонтерами и медикаментами.
Когда Майдан начал расти и к нему присоединились жители Киева, которые приходили на Вече, – появилась необходимость создать мобильные медицинские волонтерские бригады. С Юрком Дмитришиным из Львова мы скоординировали создание таких бригад, где стационарно находилось четверо-пятеро людей. Они существовали самоорганизованно три недели, а потом по желанию партийной вертикали были переданы под подчинение штаба. У них есть отдельный информационный ресурс – «Швидка медична допомога Майдану», профиль в Фейсбуке. У меня тоже около 11 тысяч человек, что позволяет обеспечивать медиков всем необходимым.
Параллельно работали врачи, которые не соглашались с партийным подчинением. Вообще, большинство врачей, которые находятся на Майдане, не поддерживают партии – они находятся там, потому что выполняют свой профессиональный и гражданский долг. С первых дней, когда мы проводили обучение медицинских бригад, мы настаивали на том, что роль врача в такой ситуации – это психологическая и физическая стабилизация людей и помощь всем, независимо от того, с какой стороны они находятся. Это наша главная позиция – миротворческая, гуманная, чтобы максимально давать людям чувство уверенности, стабильности, чтобы не возникали конфликты. Всех, кто не подчинялся партийной вертикали, мы поддерживали всем необходимым. Поскольку я имею доверие среди людей, то эти потребности оперативно реализуются. Также с нами отдельно работает «Красный крест», который располагается в Парламентской библиотеке на Европейской площади.

Независимо от того, что происходит, потребность в медицинской помощи есть всегда. Например, во время Вече на Майдан приходят десятки и сотни тысяч граждан, и повышается риск разных заболеваний и инцидентов. Поэтому мы сделали для медиков и волонтеров справочник рекомендаций на тот случай, если человеку стало плохо. Кроме того, я постоянно сообщаю, что нужно, координирую службы, держу связь с муниципальными скорыми, пересылаю им информацию.
– Муниципальные службы не отказываются приезжать на Майдан?
– Нет. С первых дней по сегодняшний день абсолютно поддерживали и больницы, и медицинские службы. Мы имели такую поддержку скорых! Если что-то происходило, они моментально координировались и ехали везде, куда двигались люди.
– Они откликнулись из-за вашего авторитета?
– Смотрите: есть контакты, есть авторитет, но есть и приказы к исполнению. Медицинские учреждения подчиняются министерству и управлениям здравоохранения. У них не было поручений не оказывать помощь. Хотя в других случаях на моей памяти такие поручения были. Поэтому первое, что я делаю, – звоню и спрашиваю: какие пошли поручения по вертикали. В зависимости от этого выстраиваю концепцию будущих шагов. Медицинская помощь оказывается всем и всегда, но вопрос в том, как это делается. В данном случае за эти два месяца не было приказов не оказывать помощи, машины скорой помощи ни разу не задерживались, всегда приезжали.
– Но при этом медики отчитываются министерству о пострадавших на Майдане, а потом к ним в палаты приходит милиция…

– Есть граждане, которые приходят на Вече поддерживать Майдан в виде мирного протеста. Если возникают проблемы со здоровьем, им дают консультации и помощь, госпитализируют, если нужно. Так было до того, как началось вооруженное противостояние. Тогда мы эту схему дополнили. На сегодняшний день в медицинских пунктах на Грушевского оборудованы операционные. Если раньше оказывалась только первая медицинская помощь, то теперь помощь дается в полном объеме. К скорой обращаются только в том случае, если есть высокий риск утратить жизнь и здоровье. Сегодня все люди, находящиеся на Майдане, объявлены участниками несанкционированной акции протеста.
– И террористами.
– Поэтому есть приказ министра здравоохранения о полной отчетности. Медицинские учреждения отчитываются перед министерством, а вот что дальше оно делает с этой информацией, неизвестно.


Волонтерские бригады и больницы в «горячих точках» акций протеста. Фото из Фейсбука Романа Зинченко <
– Вы писали о том, что наркологи проводят обследования пострадавших, поступивших с Майдана.
– Они не обследуют, а запрашивают информацию о пострадавших. Неизвестно, зачем им это нужно. Мы это поймем позже.
– Вот тут возникает вопрос о медицинском сообществе, насколько оно действует сообща, вопрос о круговой поруке. Если врач готов давать такие отчеты, зная, какие последствия это может причинить…
– На каждого пациента, который находится в больнице, заводится карточка, чтобы он мог иметь выписку. Все истории болезни имеют свою нумерацию, там указываются имена и фамилии, причины госпитализации…
– И что там написано – «активист Майдана»? Или «был травмирован на Майдане»? Как это выглядит?
– В любом случае скорая записывает, где был принят вызов. Есть приказ и специальная бумага со справкой, куда нужно обращаться, если в больницу поступили пострадавшие с Майдана. Поэтому у нас на сегодняшний день есть больницы, которые находятся не в Киеве, потому что в Киеве каждый главный врач обязан отчитываться. Это происходит и в муниципальных, и в частных клиниках – все они подчиняются власти. Поэтому обращения граждан в муниципальные больницы мы минимизировали. Многим помощь оказывается на местах, на поле боя. В результате статистика, которую озвучивает министерство, не отвечает реальности.
– Вы считаете корректным, что главврачи больниц выполняют эти приказы?
– Я вам могу показать свое письмо к министру здравоохранения. На сегодняшний день я не вижу никаких проблем в том, что врачи дают такую информацию, потому что это всегда происходит в любом учреждении, это реестр.
– Да, но в другие времена пациент мог не опасаться, что за ним  в палату придут люди в штатском и увезут в неизвестном направлении.
– В том-то и дело. Процесс передачи данных идет постоянно, вопрос в том, кто и что далее делает с этими данными. Что с этими данными делает министерство? И каким образом оно нарушает права человека на получение медицинской помощи? У нас в Конституции, в статьях 3, 27 и 49, сказано, что каждый может защищать право на свое здоровье и здоровье других людей. У работников Майдана есть справка с этими статьями, ведь медицинские работники сейчас тоже считаются участники массовых беспорядков. Также стоит вопрос о том, что дальше происходит с пациентами, попавшими в СИЗО. Мы не знаем ничего о состоянии их здоровья, безопасности, доступа к такой информации у нас тоже нет.
– Хотелось бы услышать вашу мотивацию. Почему вы с первых дней Майдана решили его активно поддержать?
– Во-первых, я считаю, что врач – этот человек, который служит людям, независимо от того, какую политическую силу он поддерживает. Во время Оранжевой революции у нас было очень много обращений что с той, что с другой стороны. Врач должен быть миротворцем и не допускать развития гражданской войны. Если бы в Украине была сознательная позиция всего врачебного сообщества, то у нас бы очень многие процессы развивались по-другому. Хороший врач пользуется доверием наравне со священником. Врач, если он хочет, может изменить реально очень многое. Вопрос в том, почему он не хочет.
Сегодня система у нас прогнившая, а слои населения не хотят брать ответственность, боятся перемен. Я не согласна с тем, как живет мое государство. Я хочу, чтобы люди в этой стране жили лучше, потому что они достойны большего. Мой прадед Александр Александрович Богомолец, именем которого назван национальный медицинский университет и который был президентом Академии наук Украины, сидел в Лукьяновской тюрьме. Наша семья прошла все репрессии, которые только могли быть. Она уничтожалась, расстреливалась, и было только два поколения, в которых не было политических заключенных.

Ольга Богомолец во время прохождения военной подготовки. Фото из семейного архива
Рождение гражданского общества в Украине очень важно для того, чтобы у страны было будущее. Я абсолютно не поддерживаю оппозиционных политиков. Я поддерживаю людей. Потому что люди устали так жить, прозябать. Смертность в Украине – самая высокая в Европе. 95% наших мужчин до 65 лет не доживают. В украинском языке есть слово, которого нет ни в каких других языках – «щастялiття». Это «щастялiття» наступает в промежутке от 60 до 70 лет – это то время, когда к человеку приходит житейская мудрость – ну, к кому-то, бывает, и не приходит. Карьерный рост, деньги уходят на задний план, и человек начинает понимать ценность, важность жизни и основные жизненные принципы, начинает понимать, что такое счастье. Так вот, украинцы до этого «щастялiття» не доживают.
Меня эти события, которые происходят у нас, реально отвлекают от того, чем я должна сейчас заниматься – развивать гражданскую платформу. Эта платформа зарегистрирована как авторское произведение, чтобы не стать политической платформой. «Украина 80+» – это проект развития общества на ближайшие 20 лет. За это время я ставлю цель увеличить продолжительность жизни в нашей стране до 80 и более лет. Достичь этой цели и выйти на европейский уровень вполне реально, и я четко понимаю пути, как это сделать. Это самая важная ценность. Без решения вопросов экологии, экономики, образования это будет невозможно. Та платформа, которая пойдет от гражданского общества снизу, должна стать заданием для политиков. Мы не должны сидеть и ждать, когда они спустят что-то сверху.
Украинское общество должно четко формулировать властям, чего оно хочет. Жить в стране, у которой лучший чернозем, у которой столько ресурсов, у которой идеальные климато-географические условия…
– Спорный вопрос…
– Если сравнить с любой точкой планеты, становится очевидно, что мы находимся в практически идеальных условиях; там, где климат лучше, проходят торнадо. То есть в Украине условия соответствуют тому, чтобы продолжительность жизни была максимальной. Сегодня у украинцев нет смысла жить, а пожилые вообще не понимают, зачем они нужны. Старики чувствуют свою полную ненужность. Никакая система изменения здравоохранения, никакие таблетки не помогут. Они не ощущают себя членами этого общества, они изгои.
Изменение гражданской позиции, на мой взгляд, должно стать главной политической задачей. Гражданская позиция должна быть принята всем обществом – это самая важная цель, которая у нас есть. Вследствие экономических реформ нам нужно достичь того, чтобы эта страна существовала для людей. При том, что страна беднеет и люди бедствуют, по количеству олигархов и миллионеров мы движемся все время вверх. Что-то в этих весах работает неправильно, и изменить это может только общество, а не правитель. До тех пор, пока общество не будет готово сформировать задачу для правительства, оно будет наблюдать деструктивные процессы.
Так вот, эти события… Я максимально стараюсь уравновешивать весы, чтобы система работала, чтобы сохранялись жизни и здоровье людей. С первых дней я обращалась к силовым структурам и президенту по поводу избиения врачей на Банковой с требованием не допускать подобных ситуаций, обращалась к европейскому обществу с просьбой вмешаться. А сегодня мы видим, как громят медпункт на Грушевского, что вообще выходит за всякие рамки. Там находятся десятки медицинских работников и раненые, а их забрасывают гранатами. И это делают силовые структуры государства. Тогда возникает вопрос: что же это за государство, которое дает команду поднимать руку на врачей и раненых? Что нам нужно сделать со своей позицией, чтобы государство не поступало подобным образом?
– Тем не менее, я не видела на Майдане сообщества медиков, которое бы открыто выражало свою позицию наряду с другими сообществами.
– Сообщество медиков на сегодняшний день – одно из самых организованных. Оно живет там своей молчаливой активной жизнью.
Все мы проходили военную подготовку. Медики максимально мобилизованы, потому что у них есть понимание, что мы на войне и что за этим могут быть смерти. Мы все военнообязанные. Я лично служила в Припяти в Чернобыльской зоне в регистре МВД Украины. У медиков высокий уровень самоорганизации и ответственности. Ту самоорганизацию, которую показывают медики, не показывает никто. Они дают огромную силу, ощущение стабильности и защищенности тем, кто находится там.

– Что касается самоорганизации, я согласна, а вот в том, что касается выражения позиции…
– Медики имеют одну-единственную позицию, которую они не всегда озвучивают: их задача – спасать людей. Те медики, у которых есть эта сознательная позиция, сегодня там, где люди, на Майдане. Те медики, у которых нет этой сознательной позиции, находятся в другом месте. Как вы понимаете, все медики не могут оставить работу, есть еще огромное количество людей в больницах.
Медики – это единственная категория, которая не имеет права объявить страйк. Если бы побили водителей троллейбусов или пилотов на авиалиниях, что бы они сделали? Объявили бы страйк. Медики – этот контингент, который не имеет права так сделать, потому что не может не прийти к умирающему, независимо от того, побили тебя или не побили. Огромное количество людей получило травмы, попало под раздачу (в этот момент Ольга демонстрирует огромный синяк на ноге – прим. авт.). Происходит так: ну что, кости цели? Ходить можешь? Тогда вперед.
– Но были случаи, когда отказывались оказывать помощь людям, например, в новогодние праздники.
– Я озвучиваю вам свою позицию. Я с первых дней обращалась к студентам медицинских учреждений и, как вы видите, сегодня сделала еще одно обращение – в котором вы приняли участие – к будущим медикам всей Украины. Я считаю, что медики должны быть там. Мы воспитываем гражданское общество, и медиков тоже нужно воспитывать. Сегодня наконец студенты дозрели, они хоть и запуганы, но уже готовы сделать какой-то шаг, а раньше даже этого не могли сделать.
– То есть студентов-медиков на Майдане раньше не было?
– Они были,  но не могли об этом говорить. Киевские студенты приходят только после занятий – боятся репрессивных мер. Сегодня их сообщество не готово противостоять этим мерам. И нет понимания у руководства, что отдать врача на помощь в такие моменты важнее, чем книжки читать. Сейчас попытаюсь объяснить.
Майдан – это совершенно уникальная возможность для воспитания человека. И для воспитания Врача с большой буквы.  Моя дочь – студентка второго курса медицинского университета, мы еще полгода назад с ней обсуждали, как ей решиться сделать первый укол. Сегодня она обрабатывает открытые раны, кровотечения, видит, как разрываются снаряды, как завозят окровавленных людей. Могу сказать, что, глядя на нее спустя два месяца, вижу нового человека, готового служить миру. Это самое главное призвание медика. Не быть сегодня там, где нужна помощь, где падают гранаты, где люди получают ожоги, просто недопустимо.
– По вашему мнению, после этих событий возможно ли будет развитие той гражданской платформы, о которой вы говорили, и в целом реформирование системы?

– Она не просто будет возможна – она будет жизненно необходима, потому что останется очень большая часть общества, готовая что-то делать и понимающая, что сегодня их вклад может изменить будущее страны. Считаю, что в Украине каждому, кто готов что-то делать, мы можем помочь. Платформа – лишь ядро. Когда она будет запущена, в каждом регионе любой человек сможет к ней присоединиться, высказать свое видение, свою позицию. Чем врачи отличаются от политиков? Врачи не врут. Если нужно поставить диагноз, они его ставят. Поэтому они способны честно поставить вопросы о том, в какой ситуации мы находимся и какие действия предпринимать дальше.
Автор:
Екатерина Сергацкова
журналист Большой Идеи
http://biggggidea.com/practices/1310/